Джеймс Хэрриот
И ВСЕ ОНИ СОЗДАНИЯ ПРИРОДЫ Какие мерзкие собаченции! Я сам себе удивлялся: обычно мене удается обнаружить симпатичные черты почти во всех моих пациентах, принадлежащих к собачьему племени. Но Дусик и Пусик Уитхорнов упорно оставались исключением, как я ни старался отыскать в них хотя бы одно достоинство. Сплошные недостатки - отвратительные привычки, отвратительные манеры. Например, встреча, которую они мне неизменно устраивали.
Лежать! Лежать! - взвыл я, как всегда, но два уэст-хайленд-уайт-терьера продолжали, стоя на задних лапах, передними яростно царапать мои голени. (Выше они не дотягивались.) Возможно, кожа у меня на голенях особенно нежная, судить не берусь, но ощущение было мучительнейшим.
Когда я попятился на пуантах, комнату огласил заливистый смех мистера и миссис Уитхорн. Сцена эта им никогда не приедалась.
- Ну какие же они лапочки! - пролепетал мистер Уитхорн, давясь хохотом. - Как мило они с вами здороваются, утютюлечки мои!
Согласится с ним мне было трудновато. Ведь гнусная парочка не просто пытала меня, нанося некоторый ущерб и тонкой материи брюк, но вперяла в меня свирепые взгляды, весьма недвусмысленно скалясь, подергивая губами и пощелкивая зубами. Да, рычать они не рычали, но я бы все-таки не назвал это таким уж дружеским приветствием.
- Идите к папочке, лапусеньки! - Хозяин подхватил их на руки и нежно расцеловал, все еще похихикивая. - Нет, согласитесь, мистер Хэрриот, это же просто чудо, с какой любовью они вас встречают, а потом не хотят, чтобы вы уходили?
Я ничего не ответил и принялся молча отряхивать брюки. Да, действительно, едва я входил, как эти твари принимались царапать мне ноги, а когда я уходил, всячески старались тяпнуть меня за щиколотки. А в промежутке допекали, как могли. И ведь оба мы были стариками - Дусику шел пятнадцатый год, а Пусику - тринадцатый. Казалось бы, возраст и опыт могли бы приучить их к сдержанности, но где там!
- Ну, - сказал я, убедившись, что ни ноги, ни брюки серьезного ущерба не понесли, - насколько я понял, Дусик прихрамывает?
- Да, на левую переднюю лапочку. - Миссис Уитхорн поставила страдальца на стол, предварительно застеленный газетой. - С самого утра. Бедняжечка так страдает!
Я осторожно приподнял лапу и тут же отдернул руку: зубы Дусика лязгнули в дюйме от моих пальцев.
- Поосторожней, мистер Хэрриот! - вскрикнула миссис Уитхорн. - Ему же больно! Прелесть ты моя! Он ведь страдает, мистер Хэрриот, а вы так грубо!..
Я только зубы стиснул. Конечно, для начала следовало бы обмотать ему морду пластырем, но я еще не забыл, какой негодующий ужас обуял супругов, едва я посмел заикнуться о своей идее. Ну, ничего, справимся. Игра эта мне знакома, и Дусику не поймать меня врасплох. Видывали мы кусак и попроворней.
Кончив осмотр, я пополнил запас лекарств, предназначенный для обоих, и попрощался. Оставалось уйти. Мистер и миссис Уитхорн замерли в сладком предвкушении.
Из раза в раз повторялось одно и то же: под злорадное хихиканье хозяев собачонки заняли пост у порога, не давая мне пройти. Они скалились с какой-то ядовитой злостью. Чтобы прорваться, я сделал отвлекающий маневр вправо, а потом подскочил к двери и ухватил ручку. Однако мне пришлось обернуться, чтобы избежать зубов, жадно щелкнувших у самых моих лодыжек. Я запрыгал, но уже не на пуантах, как прима-балерина, а словно отплясывая лихую джигу.
Два-три умелых выпада правой ногой, и я вылетел на свежий воздух, со смаком захлопнув за собой дверь.
Пока я стоял, переводя дух, возле меня затормозил голубой фургончик Дуга Уотсона, молочника.
- Доброго утра, мистер Хэрриот! - Он махнул рукой на дверь, из которой я только что выскочил. - Этих псин навещали?
- Да.
- Вот гаденыши, а? Может, вы мне не поверите, только вот что: они ведь очень ласковые были!
- Как!
- Точно вам говорю. Когда только-только тут поселились, знай, хвостами виляли. Еще до вашего времени, конечно. Вот как оно было.
- Поразительно! - сказал я. - Но тогда отчего же?..
- Кто его знает! - Дуг пожал плечами. - Только и полгода не прошло, как они озлились. А потом все злее да злее делались.
Я продолжал ломать голову над этим преображением и когда вернулся в Скелдейл-Хаус. Ведь уэст-хайленд-уайт-терьеры вообще-то очень дружелюбны и покладисты... В аптеке Зигфрид писал инструкцию на ярлыке бутылки с микстурой против колик, и, не удержавшись, я выложил ему свои недоумения.
- Да-да. - сказал он. - Мне тоже про это рассказывали. Я раза два побывал у Уитхорнов и знаю, почему их собаки так невыносимы.
- Неужели? Так почему же?
- Во всем виноваты хозяева. Они их не только не воспитывали, но все время тетешкали да еще сюсюкали.
- Пожалуй, - задумчиво протянул я. - Конечно, я тоже немножко пляшу вокруг своих собак, но до тисканья и поцелуев дело, слава Богу, не доходит.
- Вот именно. Избыток слащавых ласк собакам очень вреден. И еще одно: эта парочка верховодит в доме. А собаки любят подчиняться. Тогда они чувствуют себя уверенней и безопаснее. Можете мне поверить: Дусик и Пусик остались бы очень милыми песиками, если бы их с самого начала держали в определенной строгости.
- Ну. А теперь всем командуют они.
- Бесспорно. И это им страшно не нравится. Если бы только Уитхорны были способны снять розовые очки и трезво взглянуть на истинное положение вещей! Но, боюсь, теперь уже слишком поздно. - Мой партнер сунул бутылку в карман и вышел.
Уитхорны продолжали меня часто вызывать, и я вновь и вновь проделывал балетные па и отплясывал джигу. А потом Дусик и Пусик издохли почти одновременно. Причем оба скончались очень мирно: Дусика нашли утром бездыханным в его корзинке, а Пусик устроился в саду подремать под яблоней и больше не проснулся.
Вскоре мне позвонил мистер Уитхорн.
- Мистер Хэрриот, - сказал он. - Мы приобрели двух щенков той же породы. Вы не приехали бы сделать им прививку от чумы?
До чего же приятно было войти в комнату, где приветливо завиляли хвостами два милых щенка! Им обоим было по три месяца, и они глядели на меня умильными глазенками.
- Какая прелесть! - сказал я. - А как вы их назвали?
- Дусик и Пусик. - ответил мистер Уитхорн. - Нам хочется сохранить живой память о наших незабвенных милашках. - Он подхватил щенят на руки и осыпал их поцелуями.
Я сделал прививки, а потом у меня долго не было причин навещать очаровательную парочку. Видимо, оба отличались завидным здоровьем. Во всяком случае, миновал без малого год, прежде чем меня пригласили осмотреть их для профилактики.
Когда я вошел, Дусик и Пусик номер два сидели бок и бок на диване в странно застывшей позе. Я направился к ним, оба смерили меня ледяным взглядом и, словно по команде, оскалились с легким рычанием.
У меня по спине побежали мурашки. Неужели - опять? Едва мистер Уитхорн поставил Дусика на стол и я достал из футляра ауроскоп, как мне стало окончательно ясно, что судьба перевела стрелки часов назад: белая шерсть поднялась дыбом, еще недавно дружелюбные глаза смотрели на меня со злобным недоверием.
- Придержите ему, пожалуйста, голову, - сказал я. - Начнем с ушей.
Я нежно зажал ухо между большим и указательным пальцами. Осторожно вставил ауроскоп, приложил глаз к окуляру, начал осмотр внешнего слухового прохода - и тут собаченция показала себя. Я услышал злобное рычание, невольно отдернул голову, и острые зубы сомкнулись где-то рядом с моим носом.
Мистер Уитхорн откинулся и захохотал.
- Ах, шалунишка! Не терпит никаких с собой вольностей! Ха-ха-ха! - Он ухватился за край стола. Еле держась на ногах, потом смахнул с глаз слезы. - Боже мой, боже мой! Вот проказник!
Я был потрясен. Его словно забавляло, что он мог бы сейчас любоваться безносым ветеринаром. Я покосился на его жену: она заливалась восхищенным смехом. Какой был смысл что-то втолковывать подобным людям? Если они видят только то, что хотят видеть?
Мне оставалось лишь продолжить осмотр.
- Мистер Уитхорн, - сказал я сквозь стиснутые зубы, - будьте добры, подержите его опять. Только возьмите покрепче за шею справа и слева.
Он опасливо поглядел на меня.
- А я не сделаю бо-бо моему лапусику?
- Конечно, нет.
- Ну, хорошо! - Он прижался щекой к собачьей морде и нежно зашептал:
- Папусик обещает быть осторожным, ангел мой. Не бойся, мой миленький!
Он ухватил складки кожи на шее, как я просил, и ауроскоп водворился в ухо. Осматривая слуховой проход, слушая сладкое сюсюканье мистера Уитхорна, я с напряжением ждал следующей атаки. Но когда мой пациент с рычанием сделал выпад, я обнаружил, что боялся совершенно напрасно: он нашел себе другой объект.
Бросив ауроскоп, я отскочил и увидел, что Дусик погрузил зубы в основание большого пальца своего хозяина. И не просто тяпнул, а повис у него на руке, все крепче смыкая челюсти.
Мистер Уитхорн испустил пронзительный вопль и кое-как высвободился.
- АХ ТЫ ПАРШИВЕЦ! - визжал он, прыгая по комнате и страдальчески тряся кистью. Потом взглянул на две алые струйки, льющиеся из двух глубоких проколов, и вперил в Дусика свирепый взгляд. - АХ ТЫ МЕРЗКАЯ ТВАРЬ!
Мне вспомнился наш разговор с Зигфридом. Ну, может быть, теперь Уитхорны все-таки снимут розовые очки!
